Не теряющее в цене выражение чувствКоллекционер Павел Башмаков о значимости графики и влиянии денег на искусство

Не совсем. Мы с дядей, не сговариваясь, шли каждый своим путем в одном направлении. Он увлекся художниками Парижской школы еще в 60‑е годы прошлого века, когда был приглашен в Сорбонну преподавать математику. Это было очень интересное время в Европе, когда с одной стороны The Beatles, Rolling Stones, а с другой — художники, которых сейчас мы считаем классиками. В Париже воздух был раскален от изменений во всех сферах. На дядю это сильно повлияло и отразилось в страсти к коллекционированию графики. Сегодня он является крупнейшим коллекционером в жанре livre d’artiste, что в буквальном переводе означает «книга мастера». То, что коллекционирует мой дядя, книгами назвать можно условно, скорее, это сюиты, собрания, графика различных художников. Принято считать, что Парижская школа появилась в 1900 году, потому что именно в это время никому еще не известный Пабло Пикассо и художники из разных стран приехали в Париж и проповедовали совершенно разные стили. Они селились коммунами, в основном на Монмартре, потом на Монпарнасе, и вдохновляли друг друга. В то время в Париже жили и выходцы из России: Василий Кандинский, Марк Шагал, Андрей Ланской, Соня Делоне. Интересно, что Марк Башмаков — единственный, кто при жизни имеет несколько залов Эрмитажа для экспозиции своей коллекции.

Мы со своим партнером по PS Gallery начали с винтажа, антиквариата, но постепенно все больше и больше уходили в искусство. Всегда много времени проводили в Париже и совершенно естественно влились в ряды коллекционеров Парижской школы. Поэтому экспозиция в Калининграде — это интеграция коллекций PS Gallery и моего дяди, работ из его собрания здесь больше — 85 экспонатов. Почему я это привез? Мой дядя — профессор физико-математических наук, альпинист, дважды снежный барс — скоро отметит восемьдесят первый день рождения, и ему этим сложно заниматься. Но мы с ним преследуем одну цель — просвещение. Хорошо, если люди имеют самые широкие представления о художниках, а не ограничиваются лишь известными работами.

Дядина коллекция изначально представлена в Эрмитаже, и сам факт того, что это довольно красиво получилось, заставил задуматься о том, чтобы показать коллекцию в провинциях, дополнив и моими находками. Нас хотели бы видеть в Красноярске, Томске, Геленджике, Астрахани, Калуге…

Коммерческая выгода от этих выставок очень небольшая, все идет на покупку новых произведений искусства и выпуск книг. Мы ни одному городу не отказываем в возможности выставить эти произведения. Если мы говорим о некоем отдаленном будущем, то я вижу его в создании музея не без участия Санкт-Петербурга. По этому поводу у нас идут разговоры с администрацией и меценатами. Кроме того, своими выставками мы хотим донести, что коллекционирование графики, как говорят французы, bon ton. Понятно, что коллекционировать живопись могут единицы, графика в этом смысле гораздо доступнее, но это не умаляет ее ценности как произведения искусства. Великий каталонский художник Хуан Миро в какой-то момент полностью сосредоточился на графике и объяснял это тем, что уже всего добился, его работы висят в музеях, их покупают миллиардеры. Он финансово независим, в отличие от мастеров Средневековья, и может себе позволить занимается тем, чем хочет. Он ушел в графику, где гораздо больше возможностей для реализации. Выпустил 200 дощечек со своими работами, каждую из которых подписал. Это значит, что еще 200 человек смогли иметь у себя дома настоящего Миро.

Россия, как всегда, идет своим путем и любит коллекционировать патриотично. Во Франции тоже полно людей, которые собирают исключительно французские вещи, не связанные с мировой историей. В то время огромное количество выходцев из России занимались графикой — тот же Кандинский. Пожалуйста, никто не мешает собирать графиков Парижской школы и оставаться патриотом. С другой стороны, коллекционер графики может быть уверен, что она никогда не подешевеет. К тому же это некая фамильная ценность, которую можно передавать по наследству, и одновременно всегда достаточно быстро можно расстаться с ней, продав на аукционе.

Отчасти я с этим согласен, хотя бесталанного человека популярным не смогут сделать никакие деньги. Другое дело, что среди множества талантливых есть везунчики, как тот же Пикассо, или прекрасные маркетологи, как Дали. Сальвадор сделал себя сам, но не обошлось без Галы, которая его продвигала. Если бы у него не было тяги к деньгам, мы бы, конечно, знали такого художника, но он не был бы в топе самых продаваемых художников. Для того чтобы художник стал популярен, важно, чтобы рядом с ним были те маршаны и галеристы, которые смогли бы его продвинуть.

Как пел Гребенщиков, «мир, который мы знаем, подходит к концу». XX век был отголоском прошлых времен, XXI век совсем другой. Современное искусство живет по другим лекалам и использует технологии, недоступные в XX веке. Художники уже в 20 лет могут стать миллионерами.

Да, но ведь современники воспринимали их совсем по-другому. Поэтому я уверен, что о современном искусстве стоит судить через 50 лет. Как бы банально это ни звучало, но время рассудит всех, поэтому предлагаю осторожно судить о том, что происходит сейчас. В отечественном искусстве еще тридцать лет назад был популярен Илья Глазунов, который писал на злобу дня и обратился к православной традиции. Кто сейчас о нем сильно помнит? А тогда он был хедлайнером.

Безусловно. И в ответ я хотел бы привести слова Сальвадора Дали, которые он произнес в ответ на вопрос о том, как понимать его картину: «Не надо понимать Сальвадора Дали, я сам его не понимаю. Важны только ваши чувства». Искусство затрагивает эмоции, а не разум, пониманием занимается наука, которая копается в детстве того же Дали.

Дали у нас в коллекции проходит красной нитью. Ведь правду говорят, например, что его череп с ползущими из него муравьями — признак смерти и тленности. Символизм в его работах присутствует, да и у большинства художников есть символ, который они проносят через всю жизнь: у Жоржа Брака — птица, у Рене Магритта — яблоко. В этом случае надо изучать высказывания художника, его биографию, но первичны всегда чувства.

Как ни странно, первое, что приходит в голову, — это присутствие большого числа алкоголя и веселья. Модильяни, Пикассо, Сутин являлись представителями истинной богемы, у них не было ни гроша. Люди жили искусством, понимая, что они никогда на этом не заработают, но не могли себе отказать. Париж сильно повлиял на художников и их творчество, придал им некие характерные черты. Парижская школа подарила нам символы всего того, с чем мы и сегодня ассоциируем столицу Франции: кафе, бульвары, свобода выражения.

До Первой мировой блистали художники-глыбы, после войны появилось гораздо больше разнородных художников из совершенно немыслимых стран: Кубы, Южной Америки, Дании, не говоря об испанцах, русских, немцах.

Тут интересен случай с Хаимом Сутиным. Американский галерист приехал в Париж и купил сто работ Сутина за тысячу долларов. Эти работы он увез в Америку и выставил на обозрение. Многие американские художники считают, что именно эта выставка способствовала формированию американского искусства, которое мы так хорошо знаем. Тот же Поллок признавал, что Сутин — родоначальник американского искусства XX века. И в этом случае деньги американцев очень помогли.

Моя любимая история про сотрудничество Модильяни и Сутина. Эти два художника были невероятно разными: Модильяни — красавец итальянец, человек, известный в узких кругах, с небесной красоты девушкой шестнадцати лет. И Сутин — неприятный внешне и неопрятный человек. Но Модильяни увидел в нем бурю таланта, и они съехались в одну студию. Итальянец взял над ним шефство и был восхищен его способностью рисовать маслом без предварительных эскизов. Модильяни всегда стремился к совершенству, восхищался примитивным искусством и африканскими масками, отсюда и особенности его стиля. Но Сутин умел создать красоту из безобразия.

Еще мне очень нравится история создания одного произведения Сальвадора Дали. Он находился в некоторой депрессии, а его издатель настаивал, чтобы он сдал работы по мотивам «Дон Кихота». Дали вспылил, сказал, что выполнит работы, не прикоснувшись к ним, и изобрел новый способ, который в дальнейшем назвали булизм («буль» в переводе с французского означает пуля). Он расставлял камни на берегу Сены и нанимал небольшой кораблик. Друг одолжил ему средневековую аркебузу, для которой были отлиты специальные пули. Проходя по реке, Дали расстреливал камни, оставляя на них кляксы, которые затем драпировал и превращал в образы.