Город архитектурных парадоксовАрхитекторы и бизнесмены о проблемах облика Калининграда

Л. Антонова — Калининград — город парадоксов. Власти декларируют, что мы должны забыть о прошлом, строить новый город с современной архитектурой, но исторический образ Кёнигсберга не только не исчезает, он воспроизводится тем или иным способом. Как вы, господа архитекторы, эти противоречия — между прошлым города и его будущим — преодолеваете?

О. Копылов В истории современной архитектуры много чего было, придумывали, потом сносили. Но были два знаменательных события — это афинская хартия 1937 года, созданная на международном съезде архитекторов, который собрал Ле Корбюзье. В хартии прописаны основные принципы современной архитектуры. А надо сказать, что в то время роль архитектора считалась миссионерской. Сейчас все изменилось, стало более материалистичным, духовность выхолащивается. Второй переломный момент — венецианская хартия, принятая в 1962 году на съезде археологов и реставраторов. В ней говорится о том, что считается памятником архитектуры, на каких принципах он сохраняется, какой процент должен быть разрушен, чтобы принять решение — консервировать либо реставрировать. Это международная практика, понимаете? Таких принципов и нужно придерживаться.

С. Гулевский Чтобы говорить об истоках этой конфликтной ситуации, надо понять, в чем же, собственно, состоит конфликт? После Второй мировой войны на территории одной из европейских столиц появился российский город. И жить в нем стали люди, то есть мы, у которых совершенно другая ментальность. Это можно понять, если мысленно перенестись в какой-нибудь немецкий хутор или деревеньку Пензенской губернии, я не буду никого хаять или петь кому-то дифирамбы, но ведь понятно, что все по-разному. Мы не можем, как бы ни хотели, как бы ни спускали это сверху, все забыть. Мы этого не сможем, поскольку генетика города, его пространственная организация и планировочная структура существует такой, какой ее создали основатели Кёнигсберга и его жители — до нас. И там, где она нарушена, стало плохо, а там, где она сохранена, то по-прежнему это примечательные места Калининграда. Нужна постоянная дискуссия для дальнейшего развития без градостроительных ошибок, и пример такой дискуссии есть — это цепь событий вокруг Королевской горы и центра города, конкурсы и воркшопы, которые проходили. То есть город нащупал, как к этим проблемам подходить, но потом вдруг все обрезали и забыли.

В. Генне Парадокс заключается в том, что мы постоянно обнуляем ситуацию. Работаем, приходим к какой-то точке зрения, потом ее обнуляем, потом опять начинаем заново. И вычеркиваем профессиональное архитектурное мнение из этого контекста. Перевешивают политические решения, а не профессиональные. Другой парадокс — открываю любой строительный журнал, а там названия новых проектов: «Амалиенхоф», «Грюнвальд» и другие. Этих людей, элиту нашу строительную, весь окружной Совет депутатов, что, в гестапо мучили, заставляли немецкие названия вспоминать? Нет других названий? Нет, конечно! Эти названия продаются. Я был в ресторане в Краснодаре, он называется «Коралловые бусы», — так может быть в Краснодаре, но не может быть у нас. Даже если картинка с надписью не совпадает. Тем не менее это как лейбл на джинсах.

Р. Алиев У меня нет архитектурного образования, но как коренной житель Калининграда, я помню период, когда деревья были большими, и я жил в общежитии, где сейчас мэрия Калининграда, — там было общежитие на последнем этаже. Потом, когда мы переехали в 1967 году в первые дома на Московский проспект, и слева, и справа от эстакадного моста стояли разрушенные дома. Началась застройка города. Хорошо, плохо — не мне судить, но получилось так, что мы разрушили даже то, что можно было реставрировать. Никто об этом не задумывался, потому что была ненависть ко всему немецкому, и это понятно. Воздвигались шедевры советского градостроительства — панельные дома. Потом, когда началась свобода, мы стали смотреть по сторонам в тех же Польше, Литве, Германии и поняли, каким бы вообще-то мог быть наш город. Я не исключаю, что и сейчас есть два города в одном, один со старыми традициями, старыми фасадами, даже реплики могут быть, чтобы привлечь туристов, и другой — советский. Поэтому, когда в Калининграде начинается борьба с так называемой германизацией, я считаю, это не совсем правильно. Мы то, что было, разрушили, но ничего особенного не создали, так, чтобы ахнуть. Вот можно мой пример посмотреть. Я купил дом на Кутузова, долго думал, что с ним делать, реставрировать или нет старый немецкий дом с историей, более-менее хорошо сохранившийся. В конце концов решил, что надо реставрировать, думал, что сделал для себя, но каждый день вижу столпотворение автобусов и туристов. Сижу вот теперь и думаю, какое же скудное у нас пространство в Калининграде, что этот дом вызывает такое паломничество.

Л. Антонова С историческими подходами понятно, а есть другие идеи?

В. Генне А это как раз синтез идей и предпринимательства, когда человек в новом проекте не только квадратные метры плодит, думает не только, как бабла срубить, но и как этот объект сделать интересным, уникальным. У нас этот процесс стоит на месте, очень мало предпринимателей хотят больше, чем просто заработать. Наверное, мы пройдем этот этап и начнем уже из состояния достатка делиться с обществом прекрасным.

А. Башин Положительные примеры есть, но они разовые, к сожалению. Такого результата, когда 90 процентов интересных проектов, а 10 — не очень, не получается. У нас получается наоборот: пять процентов всего, что строится, строится удачно, и все это признают. И 90 процентов просто не выдерживает никакой критики. Можно всю улицу Кутузова привести в порядок? Можно. Как это сделать? Ну, есть разные способы, но проблема в том, что нет общей градостроительной политики. Нет общего тренда, которого все бы придерживались. На месте «Сказки» неплохо реализовался проект, хорошая, твердая рука сделала этот объект. На Леонова тоже удачный пример жилого комплекса. Но масса неудачного, вот эту массу надо как-то менять, делать условия такими, чтобы появлялись интересные архитектурные проекты, и неважно, в каком они стиле, в историческом или современном. Мы плодим очень много безразличной архитектуры, которая все портит.

А. Сарниц Моя бабка уехала из Кёнигсберга в 1916 году, так что я — коренной житель Кёнигсберга. Но я о другом хочу сказать. Мы живем в городе, который небогат. А красивый город — это следствие успешного экономического состояния общества. То, что мы имеем, это, как говорится, по нашим деньгам. И, тем не менее, тенденция в принципе намечена правильная, сама эта дискуссия говорит о том, что мы переживаем. Но, увы, страна у нас небогатая, у нас другие приоритеты, поэтому архитектура в лучшем случае будет выражаться или в каких-то очень маленьких объектах, или же останется в наших конкурсах, где никто ничем не ограничен, только своей фантазией. В начале ХХ века был такой раздел бумажной архитектуры, связанный с именем Татлина, — проекты так и остались нереализованными, но они остались свидетельством архитектурных мыслей, технологий, мечты общества. Сейчас у нас задача вымести дворы, покрасить заборы, где-то сделать брусчатку, где-то заменить ее на асфальт.

А. Башин Хорошая массовая архитектура — это действительно атрибут богатого общества, но все мы обязаны делать грамотную, качественную работу. У нас очень много парадоксов, вот первый: почти полностью пропала публичная площадка, которая называется градосовет. А он большую роль играл, обеспечивал преемственность, вел постоянный диалог архитектурной общественности с горожанами и властью. Во многих регионах, где мы работаем, градосоветы не упразднили, у них колоссальные полномочия. Во многих городах их возглавляют губернаторы.

В. Генне Градосовет работает, в прошлом году провели семь заседаний. А вот инструмент публичности утрачен. Я на днях узнал про застройку на Северном вокзале, как и все граждане — из прессы: на Северном вокзале будет строиться многоквартирный жилой дом. Я не знаю о доме на Нижнем озере. Это плохо. Сейчас прописали конкурсную методику прохождения проектов, на законодательном уровне провели процедуру согласования. Но действовать это будет не раньше, чем через год.

Е. Костромин Мы на общественных слушаниях в Светлогорске обсуждали внесение изменений в правила землепользования и застройки. Но люди, которые пришли, высказываются лишь о том, что не надо ничего менять, им и так хорошо: зачем нам новый чайник, если есть старый. На слушания приходят либо заинтересованные группы — подготовленные, с документами, лоббируют чьи-то интересы, либо представители «большинства», которому неинтересно, поэтому о каких публичных площадках мы говорим?

В. Кацман Я давно говорю, что наш город должен заслужить эти рекреационные зоны, парки и прочее. Если вспомнить историю, то Кёнигсберг стоит на сложном грунте. Я как бизнесмен и девелопер сталкивался с этим, когда мы на Острове строили «Викторию», а сейчас я строю там синагогу и еврейский квартал. Мы же каждую сваю разбуриваем изначально! То есть город трудился, чтобы быть таким, каким мы его любим разглядывать на старых фотографиях. А сейчас нам пытаются сказать, что мы на все это не обращаем внимания, нам нужно все новое. Мне недавно стало известно о письме какого-то нашего архитектора, который говорит, какие кварталы еврейские, какие синагоги… Кстати, как назвать Новую Кёнигсбергскую синагогу, которая была в 1896 году построена, — Калининградская? Я не хочу потакать или противостоять германизации, назову как называлась.

Л. Антонова Бизнес всегда имеет отношение к наживе, в этом его идея. Наш бизнес уже обвинили во всех грехах — что фасады у него плохие, что архитектурой заниматься не хочет, думает только о квадратных метрах. С этим отчасти можно согласиться, отчасти нет, хотя бы потому, что все красивое в Калининграде тоже сделал бизнес. Вот и в Центральном районе появились очень приличные дома из очень хороших материалов.

В. Генне Есть люди, которые перешли в состояние роскоши, и хотят такое делать.

Л. Антонова Другой момент, что вся эта новая архитектура и новые дома стоят среди хрущевок — ободранных, облезлых, страшных, которые до этого казались не такими страшными. Что с ними делать? При том, что мы не Москва, сносить не можем.

А. Башин Я считаю, что не нужно спешить. Когда Западной Германии досталась Восточная, немцы же не начали там со следующего дня все сносить, а потихонечку разработали все проекты и стали что-то менять.

Л. Антонова Другой пример из бизнеса, у которого все-таки появляются идеи. У Рустама Алиева есть проект музея, давайте на него посмотрим с точки зрения интересов города.

Р. Алиев Дом я отреставрировал и начал коллекционировать — фарфор, бронзу, потом все пришло к высшей точке — живописи. Около двух лет коллекционирую русскую живопись, уделяю этому много времени и денег. Приобретаю, реставрирую, нанимаю экспертов в Третьяковке, в Русском музее. И вот наступил момент, когда я понял, что моя коллекция интересна не только мне. Есть несколько форм существования коллекций. Одна — ты собираешь, чтобы наслаждаться, создаешь некий интерьер. Показываешь друзьям, тешишь самолюбие. Другая форма — когда ты наследуешь коллекцию каким-то музеям. Или строишь частный музей, и потом либо твои дети продолжают, либо ты наследуешь государству. Так происходит и за границей, и у нас. Начал думать, где мне построить музей, расселил дом барачного типа напротив своего дома. Но пока мы с Вячеславом Генне работали, уже на бумаге проект морально устарел, потому что надо смотреть комплексно.

Р. Алиев Если при музее делать детскую школу по классу живописи, как я хочу, то надо предусмотреть удобную транспортную логистику, и так далее. Поэтому возникает вопрос, где бы поставить музей, чтобы Калининграду тоже было интересно. К сожалению, у власти нашей нет понимания разницы между меценатом и инвестором. Меценат что-то делает и не хочет получить прибыль, а инвестор хочет получить прибыль, внеся свои деньги в какое-то дело. Ну иду я во власть, чтобы рассказать, что у меня есть такой проект с бюджетом в 1,5 млрд рублей с мыслями, что сейчас меня будут на руках носить: вот, мол, товарищ Алиев, молодец. Ан нет, друзья мои, не так все просто. Не верят: ты, наверное, хочешь сделать хранилище. Говорю, какое хранилище?! Я покупаю большей частью за границей, большей частью на аукционах картины, которые были в свое время либо вывезены, либо проданы. Я привожу их в Россию как культурную ценность и обратно никогда не вывезу, они здесь навсегда, и я хочу сделать коллекцию общедоступной. Вы мне скажите, что это никому не нужно, я больше ни одной картины сюда не привезу, забуду про этот музей, а если понадобится, выставлю на аукцион и продам все. Но я же так вопрос не ставлю, а хочу что-то изменить к лучшему. У меня нет 100 млрд, у меня есть деньги, с которыми я готов расстаться и в интересах города тоже, но поддержите меня, дайте мне удобный кусок земли, 50 соток, которые я сделаю достопримечательностью.

В. Кацман Снимаю шляпу. Но есть разные варианты, есть очень состоятельный человек Абрамович, который для своей этой меценатской деятельности купил старый троллейбусный гараж и сделал там музей современного искусства. Можно варианты найти, не обязательно с нуля строить.

А. Башин Вариантов навалом. Все мучаются с Королевским замком. Королевский замок был музеем Восточной Пруссии, там есть отдельные части здания, которые вполне бы подошли. В Альтштадте много места, это центр города.

Р. Алиев Объясню, почему я отказываюсь от реставрации любого старого здания. Я знаю, что такое реставрация. Тут вопрос другой. Живопись требует специальных условий хранения, надо добиться этих режимов, это раз. Второе — технология размещения картин, влажность, температура, освещение, ты не можешь графику повесить там, где яркий свет, она погибнет. В специализированном музее посетитель получает удовольствие, и картина живет на столетие дольше. У меня есть желание построить все по правильным технологиям, а не приспосабливаться, я этого делать не буду.

В. Генне У нас полномочия развития туризма и культуры у правительства Калининградской области. В земельном вопросе я не в курсе совершенно. Год назад государство объявило о проекте «Комфортная среда»: в 40 городах России появилась уникальная возможность реализовать крупные общественные пространства. У нас выбор пал на улицу профессора Баранова и Нижний пруд. Мы начали проектировать — я как координатор, берлинская компания как разработчик. Собирались благоустроить территорию, где мировые часы, Дом профсоюзов и бомбоубежище. Проводим совещание на прошлой неделе по этому проекту, и вдруг оказывается, что земля в этом месте принадлежит РПЦ. Все, точка.

Л. Антонова У Владимира Кацмана в столе лежал проект переустройства территории на месте стадиона «Балтика». Проект разработал Кацман-младший со своим лондонским бюро. Что с ним?

В. Кацман Да, моя история. У нас молодой губернатор, который иногда читает издания, в которых мы высказываемся (интервью Владимира Кацмана, где он рассказал о возможностях реновации «Балтики», опубликовано в июньском 2017 г. номере журнала «Королевские ворота». — Авт.). Он заинтересовался тем, что же мои пацаны наваяли, ему понравилось. Антон Андреевич получил этот проект и торжественно передал его Александру Мамуту (создателю «Стрелки» и того самого проекта «Комфортная среда» в сорока городах России. — Авт.), это он сам мне сказал. Как будут развиваться события дальше, я не знаю, но я бы хотел этот проект сделать. Хотя и не собираюсь сам же его реализовывать, должно быть государственно-частное партнерство.

Л. Антонова Я помню такую тему некоторое время назад, когда власти задавались риторическим вопросом, а куда, мол, городу развиваться, в какую сторону, на какой земле. Сегодня такая земля для развития, включая инфраструктуру, у нас есть, — это территория вокруг стадиона. Из чего следует вывод и вопрос. Старая «Балтика» никому не будет нужна, и в исторической части города появится некое городское пространство, — это вывод. Вопрос: что делать на огромной территории вокруг нового стадиона? Что думаете?

А. Башин У нас нет открытости земельного рынка, никто толком не понимает, куда идти, чтобы купить землю. Всем нравилось так называемое «комплексное освоение территории», в результате появился Восточный жилой район. Продали с аукциона гигантский кусок земли. Но какой эффект получили? Отрицательный, новое гетто, без инфраструктуры фактически. И я боюсь, — я просто медленно перехожу на Остров, — с Островом произойдет та же история, если возьмут большой земельный участок и передадут его одному инвестору, все 220 га. И дело даже не в проектировании, а в управлении.

В. Генне Именно территория Острова, как никакая другая, была отработана, наверное, штук десять приличных проектов можно показать. Их надо выставить в вестибюле, чтобы все сто тысяч человек увидели. И делать это надо уже сейчас.

А. Башин Я занимался массовыми проектами, для того, чтобы реализовывать что-то на Острове, необходимо найти организацию, которая будет заниматься исключительно этой территорией, потому что 220 га — очень много для любого города. Прежде всего, это должна быть группа управленцев с четким пониманием, что делают инвесторы, что делает государство. И это долгосрочная история, когда любой новый губернатор или новый мэр поддерживает предыдущие проекты. Если нет таких возможностей, если нет компетенции, занимайтесь маленькими проектами и проблемами. Управлять всем невозможно, надо понимать размер бедствия. У нас нет центра города, а мы новый район закатали, мы даже не можем меценату помочь построить музей.

Л. Антонова Что происходит сейчас с проектированием территории вокруг стадиона?

В. Генне Готовится конкурс на эту территорию, чтобы предложить архитектурные решения.

А. Башин Это путь самого ужасного решения. Надо было начинать с конкурса, но поскольку времени не было, сделали проект планировки. Какой конкурс сейчас, когда дороги нарезали!

В. Кацман Или эта территория вокруг стадиона станет продолжением Острова, который весь валится, потому что в свое время в бетон цемента не доложили, или же этот новый город внутри города явится шагом к другому будущему Калининграда, с другой ценой квадратного метра. Или там все потонет, или даст другую стоимость недвижимости. Ведь уже есть Гданьск со стадионом, который к Еврокубку построили, вокруг одни дороги, все замерло. Питер будет застраивать район вокруг «Зенита», инвесторы должны заинтересоваться. И вот у нас — или мы хреновый пример Польши получим, или мы получим новый Калининград.

А. Левченко Я хочу сказать как общественность, которая в этом городе живет и плывет от потока информации. Вы, архитекторы, творите тот город, в котором я живу, и у меня, может, к каждому из вас найдутся претензии, потому что вы сотворили, извините, те вещи, которыми я гордиться не могу… Когда Калининград сравнивают с Гамбургом, с другими европейскими городами, я всегда думаю, какое отношение имеем мы к этим городам мира? Когда мне говорят: концерты, шоу, стадионы, я не понимаю… В порту Гданьска стоят океанические лайнеры в очереди, нет свободного места. У нас я такого не видел. Как можно было построить Дворец спорта «Янтарный», который уже сносить пора? Как будущим поколениям с этим жить?

В. Кацман Я много чего повидал, вижу, какими деньжищами сделано все в Москве, — мрамор кругом, какие-то мавзолеи, — как нигде. Хотя в Берлине тоже такое умеют делать. А Питер не смогут сделать, как Москву, то, что Петр в свое время наваял с помощью на заработки приехавших Растрелли, новое дело было. Снаружи фасады можно сделать, но внутри все это невозможно, — подъезды, внутренние дворы другие. И опять же все это делается огромным баблом.

А. Башин Я скажу, что бабло тоже большое вложили в Калининград: мосты, Северный обход, Восточная эстакада. Считаю, что финансирование крупных проектов — очень большая проблема для Калининграда. Мы мерим себя размерами Москвы и Питера, а размерность должна быть по средствам.