Движение к светуВ гостях у живописца Бориса Булгакова

Булгаков родился в подмосковном Электрогорске, но своим домом считает Калининград, куда переехал с женой в 1983 году. Художник носит фамилию, как у известного русского писателя-мистика, и его личность тоже окутана мистикой. Последние девять лет он редко продает картины, не ездит на пленэры и выставки своих коллег, отказывается давать интервью, потому что это его отвлекает. Он пишет иконы для Храма Благоверных князей Бориса и Глеба в поселке Новоселово.

— У меня в этом поселке дача. После того как развалился совхоз, стройка храма пошла наперекосяк. Тогда мы со сватом решили помочь. Обратились за помощью к бизнесменам, которые ездили в те края охотиться на оленей: кто-то привозил камень, кто-то каменщиков, потихоньку вытянули. А это макет иконостаса, который я написал. Смотрите, какая красота, — скромно улыбается Булгаков.

Скромность — первое, что бросается в глаза, когда заходишь в его мастерскую, расположенную на заднем дворе Дома художника. Старенький кассетный магнитофон, на котором художник слушает проповеди, полка с книгами, там же — несколько фотографий, кофейный сервиз, привезенный из Литвы, и ваза с кистями. Лестница, ведущая на верхний ярус, украшена корневищем сосны. На нем висят окуляры и резак. О том, что здесь кипит жизнь, говорят аромат кофе, смешанный с запахом масляных красок, и тумбочка, которую художник использует как палитру.

— Я работаю здесь с ноября по март, а когда теплеет, уезжаю в Новоселово, — говорит Борис. — Однажды ко мне подошла старушка, которая маленькой девочкой переехала туда из глубинки Тверской области. Она сказала, что, впервые увидев купол, который брызгал солнцем, почувствовала себя дома. Меня до глубины души поразило, что человек, который всю жизнь прожил на совершенно чужой ему земле, вдруг почувствовал что-то родное. С появлением храма жители этого маленького поселка стали преображаться.

Булгаков признается, что тема духовности очень важна для него. Поэтому с пейзажами и натюрмортами соседствует авторское прочтение библейских сюжетов: «Тайная вечеря», «Апокалипсис», «Ноев Ковчег». Интерес и глубокое христианское сопереживание появились у художника еще в студенческие годы, когда он с приятелем поехал в Горьковскую область.

 — Это был 1971 год. Весь день мы ехали мимо деревень, а они все были пустыми — десятки брошенных изб. К концу дня увидели, что в одном из домов горит огонек. В нем старушка-хозяйка и соседка, которая перебралась к ней жить. Два пожилых человека на всю деревню, — тихо рассказывает Булгаков. — Через год я снова поехал к ним. Захожу, вижу, что на кровати сидит одна бабушка, держит в руках икону — все, что осталось от второй. У меня защемило сердце. Я подумал, что, если сейчас эта икона не пойдет дальше, Россия погибнет. Знаменитая булгаковская картина «Диалог», на которой изображена одинокая старушка с иконой в пустом доме, находится в собрании художественной галереи. Другие, социальные, как их называет автор, работы — в мастерской или частных коллекциях.

Художник продает не всем. Говорит, что духовные ценности сменило потребительское отношение, а в такие руки отдавать картины он не хочет.

— Произошло много перемен, в результате которых мы уже потеряли не одно поколение, — говорит Булгаков. — Раньше люди с удовольствием слушали Окуджаву, ездили на Грушинский фестиваль, ломились на подвальные выставки таких мастеров, как Анатолий Зверев. Сегодня зритель идет только на модные, престижные акции. Я видел лица людей, которые пришли в Третьяковскую галерею на Айвазовского, — глупые, отрешенные, совершенно далекие от этих картин.

Художник наливает кофе, пододвигает мне тарелку с печеньем и рассказывает о городских пейзажах, по которым его знают коллекционеры.

— Немецких домов осталось не так много: их сносят и перестраивают, меняют черепицу на железные настилы. А ведь у каждого дома свое лицо. Глядя на него, я могу сказать, кто в нем жил. Вот на кольце Тельмана, рядом с бывшим кинотеатром «Ленинград», есть приземистый домик с широкими дверями и кучей пристроек. Там однозначно жил толстый бюргер, который любил пиво и сосиски. А в высоком доме рядом — худой и желчный немец, — говорит художник, кивая на холсты.

Такие работы Булгаков называет «забавными». Раньше он писал их с натуры, а сейчас практически над всеми картинами работает в мастерской, обращаясь лишь к небольшим зарисовкам. — Когда я впервые приехал в Калининград, мне безумно захотелось написать море. И вот я с этюдником приехал в Зеленоградск. А там облака какие-то рваные, вода неспокойная, ходят толстые женщины и мужчины неопределенной формы, куча грязи. Мне стало противно — ведь я ехал к какой-то невероятной чистоте, — вспоминает художник.

Невероятная и жизнеутверждающая чистота есть на всех картинах Булгакова: в первом снеге во дворе покосившегося немецкого дома, в светлом блике на куполе разрушенной церкви, в букете ирисов. И это дарит надежду, что от апокалипсиса, предрекаемого и Библией, и художником, есть спасение.

Фото: Бока Су