Читайте с «Выражением»Алексей Попадин (Весин) и социальное фэнтези

В 2023 году идеологи турнира выразительного чтения «Выражение» и его соорганизаторы «Фестивальная дирекция» подготовили для читателей «Твой Бро» углубленное знакомство с калининградскими авторами и их произведениями. Герои спецпроекта рассказывают о своём мире, творческих процессах и местах силы, где рождаются их книги. Приятного погружения!

Родился в 1958 году. Военный, офицер в отставке. Работал наладчиком станков с ЧПУ, радиомонтажником, электриком, ювелиром. Литературный псевдоним — Алексей Весин.

Писателем становился постепенно. В армии, в ЮГВ, в 1980 году, газета «Ленинское знамя» напечатала мою первую небольшую статью. Затем была личная, несколько неудачная проба пера. А после увольнения из Вооружённых Сил писательским трудом занялся более серьёзно. Немного печатали в «Калининградской правде». В 2009 году стал печатать на электронные сайты и почти одновременно издаваться в журналах на бумажной основе. Принимал участие в издании нескольких общих сборников, книжных. Издал где-то восемь маленьких книг.

Произведение пишу одно за другим. В книге «Творцы» две повести — «Творцы» и «Собор» — и несколько рассказов. Пишу, в основном, в жанре социальное фэнтези. Наша обычная нынешняя жизнь, где присутствуют элементы фантастики или сказки. «Творцы» — о духовном и душевном поиске творческой молодёжи при реалиях современной жизни. «Собор» — о реставрации Кафедрального собора, где проработал электриком два месяца. В рассказах тоже отображаются жизненные проблемы людей. Где-то есть счастье, а где-то его нет.

Идея произведения может зарождаться до непосредственной писательской работы или уже в процессе писательской деятельности. Писать можно везде, но лучше дома.

Калининградская область — непростое место для творчества. Думаю, что всегда нужно помнить о своих корнях. А они у нас замечательные, одни из самых лучших в мировой литературе.

Книги калининградских авторов [у меня] стоят на виду. Регулярно их читаю. Скоро одной полки не хватит.

Миша постоял, подумал и решил идти не как обычно, по центральной мощёной аллее, а свернул в сторону, мимо прорабского домика, к набережной реки Преголя. Он прошёл по влажной тропинке около пустых торчащих частых веток кустов и неровных, почерневших как сама земля, стволов деревьев парка. Несмотря на пасмурный день, насыщенный холодной влагой воздух, каменщик чувствовал себя радостно, более чем сама пролившаяся по оголённым, почти неживым растениям, погода. Он уже подходил к концу тропинки, выводящей на асфальт набережной, как услышал песню. Голос был женский, даже девичий, нежный, тихий и завораживающий.

Уж ты, ночка, ты ноченька тёмная,*
Ты тёмная ночка, осенняя!
Нет у ноченьки светлого месяца,
Светлого месяца, ни частых звёздочек!
Нет у девицы родного батюшки,
Нет ни батюшки, нет ни матушки,
Нет ни братца, ни родной сестры,
Нет ни рода, нет ни племени!
Уж как был-то у ней мил сердечный друг,
Да и тот теперь далеко живёт…

Песня звучала откуда-то с левой стороны, из притемнённой чащи. Она всё больше и больше охватывала пространство, тихо лилась, заполняя собой вечерний осенний парк, и стала тянуть каменщика Мишу в сторону от протоптанной тропы к какой-то тайне, неизведанному желанию, к какому-то необходимому началу. Он повернул голову и весь охваченный влекущим голосом, проникновенным пением, сошёл с дорожки и направился по земле через кусты к зовущему чувству высокой любви и чистой радости. Что казалось ему, то такого всегда и не хватало в жизни, и вот теперь желанная страсть и раскроется перед ним, невиданная никем божественная красота. Пройдя немного, взволнованный Миша жадными глазами стал искать виновницу колебаний чувств его души. В синеющем вечере он блуждал своим взглядом по тёмным ветвям, переплетающимся друг с другом то как змеи, то как надломленные руки и пальцы какого-то невиданного чудища. А сделав пару шагов, он вдруг увидел впереди, чуть выше себя, еле заметное сияние, такое трепетное и ускользающее, что казалось вот-вот и оно пропадёт навсегда, исчезнет. И быстро шагнув ещё раз, другой, не замечая хватающих, цепляющих за его одежду веток кустов, не отрывая взгляда от светлеющего ореола, он наконец увидел её, волшебную певунью.

— А я вся в труде! Сижу пряду, тку. Глазки мои устали, пальчики болят. И сна не вижу, днём и ночью все свои силы отдаю заботе, хозяйству! Беспросветная жизнь. Другой радости у меня и нет, разве что подмести пол... — одновременно, уставшая дева, откуда-то из платья достала лоскуток материала непонятного цвета.

Лида, по-видимому, желая угодить, радостно, восторженно, устремив верхнюю часть своего туловища к гостье, проговорила:

— Какая у Вас тряпочка хорошая!

— Что-о-о! Тряпочка... — и она упала, как свалилась с высоты, тяжело уселась на пол, да так, что подскочила мебель и звякнула, дзынькнула вся посуда на кухне.

— Ах! Какое бесчувствие! Многонедельный труд назвать какой-то тряпочкой... У молодой и вроде бы воспитанной женщины полное отсутствие вкуса. Это искусство. Ты знаешь, какая я ткачиха... Самая лучшая в районе! — девица в зажатой руке судорожно потрясала своим произведением. Она сидела с таким возмущённым видом, ужасным внешним расстройством, словно её оскорбили до самого сердца, до самой глубины души. И истинно не знаешь, когда для человека наступает настоящее душевное огорчение. — Вы думаете, если я кикимора, то со мной можно так обращаться! Не выйдет! Я ни какая-то вам тютя-мутя! И у меня имя есть — Фрося, Ефросинья.

— Фрося. Вы кикимора?! Самая настоящая кикимора?! — у Лиды радостно заблестели-засияли глаза и от восторга чуть перехватило дыхание. У неё остановилась замерла грудь, затем вновь поднялась, и глубоко вздохнув, хозяйка счастливо произнесла почти шёпотом, но сильно:

— У нас самая настоящая кикимора.

— Да, и мы ничуть не хуже чем вы, люди! Нужно иметь чувство такта и уважение, — продолжала возмущаться представительница древнего быта.

А сестра, о чём-то подумав, вдруг спросила:

— А можете дать посмотреть Ваше произведение искусства? И меня зовут Лида, брата моего — Фёдор. Очень приятно познакомиться.

— Очень приятно. А ты умеешь бережно относиться к таким художественным ценностям?

— Да. Постараюсь не помять и не испортить, — сразу же заверила Лида.

— Ну тогда на, смотри, — снисходительно протянула тряпочку Фрося.

Она поднялась со своего места, бережно взяла и начала разглядывать. Потом её брови сместились на лоб, губы поджались, плечи поднялись кверху, и Лида удивлённо произнесла:

— Но это моя тряпочка. Я её простирнула и повесила на батарею сушиться.

— Так уж и твоя! Ну и что?! Она мне под руку попалась, когда я из ваших тайных ходов выбиралась. У меня дома таких много есть. И даже лучше — цветочки поярче. Да с узорами.

— Фрося, нехорошо так, чужую вещь за свою выдавать, — начала укорять хозяйка.

— Ой-ой! Что случилось! Больно нужна она была, сама прицепилась. Понавешала. У меня дома таких много, как-нибудь приволоку, — и кикимора поднялась с пола, отряхнув ладони рук друг о друга.

Фото: Женя Фернандо