«Мне нравится быть аутсайдером без всех этих бредовых веяний»Художник Спрут о своих принципах и творчестве

Встреча назначена в 12 дня. Когда художник – твой знакомый, плюс ко всему гостеприимный знакомый, перед тем как отправиться «на дело», вы попиваете чай с бубликами у него дома. Затем – в дорогу. С собой Спрут берёт сменную одежду, пакет с заранее подписанными баллонами – какой цвет для какой части будущей работы предназначен, эскиз куска и одухотворённый настрой – впереди ждут 3 часа беспрерывного удовольствия от творчества и любимого занятия.

– Закрытую одежду взяла? – удостоверился художник, днём ранее настоявший на том, чтобы с собой обязательно были высокие носки, одежда, полностью закрывающая ноги и руки и, желательно, спрей от насекомых. 

Мы подъезжаем к проверенному споту, где нас безмолвно ожидает череда товарных вагонов. Сперва заходим в своего рода тупик, подальше от людских глаз, в первую очередь, чтобы достать из тайника ящики, используемые как подставки под ноги, во-вторую, чтобы никого не смущали элементы лёгкой эротики – Спрут облачается в рабочую одежду. Затем преодолеваем заросли – идём напрямую, чтобы не возвращаться назад. Пробираемся под товарными вагонами («фрейтами») и движемся вдоль железнодорожных путей. По левую руку – загруженные «товарняки», по правую – порожняки. Наши.

– Вообще в городе таких спотов 5-7 раньше было, – рассказывает Спрут, – но сейчас меньше, потому что усилилась охрана. О появлении склонности к разукрашиванию вагонов он вспоминает следующее:

– Так само получилось, что я увидел в рисовании на «товарняках» бесконечную свободу и возможность транслировать своё имя на огромные пространства. Ну и граффити-сайт artcrimes.org (на данный момент хостинг сменился на www.graffiti.org – прим. ред.) в далёкие времена показал мне, что в США огромная товарная сцена данного направления. В 2002 году остановился на псевдониме Спрут. Сейчас к нему можно притянуть много смыслов, а тогда главным была звучность, запоминаемость. Писать своё имя – это основная особенность граффити, зачем писать чужие имена или что-то ещё, когда всё, что у тебя есть – это твоё имя, а кто-то ещё не знает его? Да, так ты создаешь себе рамки, но меня это нисколько не печалит – даже в пределах этих узких рамок я могу создать свою собственную вселенную.

«На дворе середина ноября. В эти дни 6 лет назад я начал делать новый для себя вид творческой активности – я имею ввиду моникерки или хобо-арт, или бокскар-арт или железнодорожные погоняла. Названий у этой забавы много, а смысл один. Я стал вторым после ленинградского активиста Омича адептом этой формы граффити на постсоветском пространстве, конечно, благодаря этому самому Омичу... Мое любопытство подтолкнуло к изучению этого движа через интернет, и в итоге я открыл для себя интереснейший мир, целую культурную среду - многогранную и непознанную, со своими героями, своим языком, традициями, пропитанными духом свободы. Я понял, что эта культура созвучна с моими представлениями о прекрасном далеком.

Да, у нас этот движ никогда не приживется, ну и ладно, мы другие – ничего зазорного тут нет. Лично я для себя решил, что хобо-арт уже не брошу, независимо от любых жизненных обстоятельств, и буду поддерживать у нас здесь этот очаг.

За 6 лет я сделал, наверное, больше тысячи моникерок, постепенно изменяя сюжеты. В настоящее время я делаю либо спиральную ракушку, как символ оставленного домика (Спруты же – это моллюски, избавившиеся от раковины) и подписываю какую-нить ересь или каламбур, пришедший в тот момент в голову, либо кубок аутсайдера как символ антимейнстрима. В этой подборке - моникерки с ракушками из числа сделанных за недавнее время».

Тем временем, мы приближаемся к месту, где кинем якоря на ближайшие несколько часов. Это – противоположная от тропинки сторона вагонов. Нужно дождаться, когда в поле видимости исчезнут все люди – с этим несложно, место практически безлюдное, – и шустро нырять под громоздкие металлические скелеты.

Работы Спрута далеки от банальных «тегов», которые можно увидеть на зданиях и заборах города. Стоит взглянуть на подборку из трёх-четырёх работ, и начинаешь понимать, про какую такую вселенную он говорит раннее. Вдумчивые, оригинальные, они поражают своей изощрённостью – в хорошем смысле этого слова: какой должна быть фантазия, чтобы исполнить, считай, одно и то же слово в более чем 700 разных вариациях!

– Концепции у моих рисунков разные, – рассказывает Спрут. – Своё имя я пишу по-всякому-разному, всё начиналось со стандартных шрифтов, периодически и сейчас я делаю буквы, интересные мне, без каких-то заморочек. Буквы-каллиграммы – когда они вписываются в какой-то образ. Буквы в виде загадок, головоломок – когда надо решить элементарную задачу, и слово сложится. Серия живых букв - когда они чем–то заняты в рисунке. Буквы, стилизованные подо что-то – горы, блики на воде, всё что угодно. Буквы, создающие сюжет, часто абсурдный или юмористический, например, «всё наборот» – когда буквы-мячи играют в футбол негром-футболистом, или буква-арбуз ест буквы-десантников.

– Много разных сюжетов я делаю или делал, но любимая моя тема - связанная с нашим фольклором – поговорками, пословицами и фразеологизмами. Буквально на днях меня осенило, почему эта тема мне очень интересна в творчестве. В юности я хотел стать этнографом, изучать малые народы. Я им не стал, но в зрелом уже возрасте проснулся живой интерес к народной культуре моего вроде как не вымирающего народа – русского. Наша история прошлого века – это сплошная череда бед, которые оторвали крестьянский народ от плуга и распихали по серым бетонным коробкам. Мы потеряли практически всю свою народную культуру, радостно ложась под молох глобализации. Только наша речь сохранила ещё истинно народные образы, которые я аки специалист-этнограф документирую своими рисунками. Художественной или иной ценности в этом, конечно, нет, но сам я получаю удовольствие.

Буква-арбуз и десантники – наша сегодняшняя история, подогретая отмечаемым накануне Днём ВДВ (в особенности – видеороликом, где в прямом эфире телеканала причастный к празднику мужик заряжает кулаком в лицо корреспонденту). Ориентируясь на эскиз, Спрут уверенной рукой в быстром темпе наносит контура своего будущего рисунка. Просит не шуметь – чтобы не привлекать внимание проходящих по ту сторону вагонов людей, поэтому главный саунд нашей граффити-вылазки – звук распыляющегося баллончика и дыхание природы. И периодические моменты ругани на полушёпоте – слепни и оводы, чтоб их... За вагонами мелькают ноги дачников, велосипедные шины.

– Я не считаю, что умею рисовать. У меня полно друзей, умеющих рисовать, например, команда МЕМЕ. А я умею красить граффити, и мне нравится быть самым активным представителем этой культуры в моём городе – рисую уже, без существенных перерывов, 15 лет. Мне не жалко ни денег, ни времени, ничего ради любимого творчества. Уровень моих навыков рисования полностью позволяет мне реализовываться, а какого-то ощущения перфекционизма у меня нет.
Мои принципы и правила – быть честным с самим собой, в первую очередь, делать то, что нравится. Я никогда не вёлся на какие-то откровенно бредовые модные веяния, не уходил в сторону от своей линии.

Судорожно отмахиваясь от комаров и слепней, одновременно с восхищением и болью наблюдаю, как выводящий ровные линии артист мужественно сдерживает в ответственный момент атаки насекомых. Спустя пару часов пазл срастается – целостная картинка длиной в пару метров украшает сторону вагона. Остаётся несколько заключительных штрихов, Спрашиваю, какие моменты, сопровождающие творчество, самые приятные для Спрута.

– Наверное, когда рисунок, про который ты уже забыл, через несколько лет вдруг где-то всплывает - тебе его присылают, например, из далекого города. Круто и приятно, когда железнодорожные рабочие («лисы» – на языке граффитчиков) фотографируют рисунки, и им это нравится.