У людей случился передоз вранья и фабрики тщеславияИнтервью с Иваном Князевым и Екатериной Свитневой

Иван Князев: Мне поступали предложения снять видео, но я не чувствовал в себе внутренней уверенности начать. При этом технически и концептуально всё было понятно. В один момент жизни у меня умерла мама. Период был эмоционально тяжёлый. Я подумал, что мне, чтобы чувствовать себя более-менее нормально, чтобы держаться на плаву, нужно снять об этом фильм. Так получилось моё видео «Последний танец моей матери».

Иван Князев: Это другой процесс, небыстрый. В фотографии мы говорим о необходимости фиксировать момент и делать статичные картинки, в которых зритель сам увидит динамику или додумает. Фотограф чаще всего мыслит в формате одного изображения. Видео динамично и мыслится уже в формате истории, у которой есть хронометраж.

И в фото, и в видео работает большая команда. Если это серьёзные съёмки, может быть задействовано 25–30 человек. В рекламном проекте — 50 человек. В видео их будет ещё больше, и каждый отвечает за что-то конкретное. Человеку, наблюдающему со стороны, сложно понять, что происходит. Потому что внутри фото- и видеопроцесса есть чёткая иерархия. Существуют «островки», на которых определённым образом распределены роли. Это отдельные команды, например, осветителей и дизайнеров по декорациям. Они работают вместе, но это разные атмосферы с разным главенством тех или иных персонажей. То же самое касается операторов, фотографов и стилистов, которые занимаются одеждой. Это большой «конструктор», у каждого своя роль. В нашем случае я — режиссёр. А продюсер нашего проекта — Катя Свитнева.

Екатерина Свитнева: Когда оказываешься на большой съёмке, кажется, что перед тобой толпа людей, и они ничего не делают! Они все сидят. Но у каждого, действительно, есть своя роль. За этим интересно наблюдать. Кто-то скажет: «Зачем 40 человек, если можно сделать втроём?». На самом деле нельзя.

Я контент-продюсер бренда Sintezia. Он родился в 2016 году из маленького ателье, в котором ребята однажды попробовали сделать пару обуви на заказ. Сейчас это переросло в экспериментальный бренд, который знают многие. Основатели — пара: фотограф Саша Кутуков и дизайнер Рита Кутукова. Саша занимается всеми техническими вопросами, связанными с производством. Рита же выступает как арт-директор, на ней все концепции съёмок и постпродакшен. Ребята очень смелые и открытые, в 2016 году они начали экспериментировать с российскими и зарубежными художниками. Я в бренде занимаюсь коллаборациями с российскими и зарубежными художниками, блогерами. Ваню Князева я нашла как художника. Я наблюдала за его марафоном «Фотожир» в соцсетях. Страничку эту я нашла уже тогда, когда она активно развивалась: все понимали, что это такое, а я — нет. Но это показалось очень интересным, и я написала Ване с предложением посотрудничать. Он согласился.

Изначально мы обсуждали фото, 2–3 героя и выездную съёмку в лесу. Без большого продакшена и без ночёвки. А потом всё разрослось в видеоисторию из 10 персонажей, в которой участвовало около 30 человек. Рассказ про племя людей, которые обособленно живут в лесу вне контекста современного мира.

Иван Князев: Мне интересно рассказывать истории. При этом просто фэшн-ролик снимать не хотелось. Хотелось насытить его смыслом, сделать его не совсем, может быть, понятным, а скорее образным. Мы приехали в Подмосковье, разбили лагерь и жили в нём больше двух дней. И всё это время, с двухчасовым перерывом на сон, мы снимали фильм. Работали слаженно, причём большинство людей видели друг друга впервые.

Екатерина Свитнева: Для меня самым главным стал этот фактор общности. Заняты были все, каждый мог попробовать себя в роли сет-дизайнера, ассистента, модели, визажиста. Атмосфера взаимовыручки, бесконечный хоровод, где все друг друга сменяли.

На площадке все работали вне материальных контекстов, вне мотивации получить деньги за съёмочную смену. Большинство моделей и ассистентов мы нашли через соцсети. Мы сразу объявили о наборе участников палаточного трипа и о возможности попробовать себя, проявиться, пожить на площадке, пообщаться и поработать. Так мы и получили некую горизонтальную структуру взаимодействия, когда один помогает другому.

Иван Князев: И мы к этому очень долго и серьёзно готовились, около двух недель. Не так важно, сколько длится видео. Проблемы возникают тогда, когда люди пытаются специально снимать долго, чтобы попасть в формат, и видео из-за этого становится скучным и пресным. Если можешь снять 1,5 минуты классного видео, то ты молодец. Можешь снять 15 секунд – ты очень талантливый режиссёр. Сейчас я думаю, что в лесу надо было побыть неделю. Но всё равно мы бы сделали 2-3-минутное видео.

Опыт коллективной медитации был приятный. Почти все декорации сделали прямо на съёмочной площадке. Кто-то готовил еду, кто-то уже снимался. Всё это было действительно похоже на племенной образ жизни.

Екатерина Свитнева: Ребята прониклись, сформировалась особенная атмосфера. Одни поддерживали костёр, другие собирали для него дрова, кто-то кипятил воду.

Иван Князев: О том, что, пытаясь сознательно изолироваться от чего-то, человек может прийти к таким внутренним состояниям, которые он вообще не ожидал в себе найти. Фильм о том, что внутри городов есть свои проблемы, но за пределами городов ты также можешь встретиться с проблемами, только другими. Есть и много иных смыслов — например, взаимодействие человека с природой. Смыслы как слои. Это фильм про поиск самого себя и встречу со своими внутренними страхами.

Иван Князев: У нас уже был опыт участия в фестивалях с фильмом «Последний танец моей матери». Он брал награды, и это длилось около года. Мы поднаторели в вопросах того, как вообще фестивали устроены, как формируются заявки, как их удобнее оплачивать. Но, естественно, всё это требует денег. Когда мы сняли первый фильм, у нас изначально были деньги на фестивали.

Сейчас фильм Roots Out только начинает своё путешествие. Он побывал лишь на 15% фестивалей из тех, на которые мы планируем его отправить. Это небыстрый процесс. Можно подать заявку в сентябре, а результат узнать через год. И это процесс дорогой. Минимальная заявка на простенький фестиваль стоит 40 долларов, а на серьёзный фестиваль — уже до двух тысяч долларов. Естественно, если не выигрываешь или заявку не принимают, никто не будет объяснять, почему так. Поэтому много времени уходит и на то, чтобы отсматривать работы победителей, изучать молодых режиссёров и искать для себя интересные приёмы и визуальные решения.

Иван Князев: Наверное, он ещё впереди. Каннских фестивалей несколько. Есть большой, который все знают, а есть ещё несколько менее известных, которые рассматривают короткометражки. Первый мой фильм попал в топ-3. Я тогда очень хотел победить и думал, что у меня хорошие шансы. А в этот раз у меня не было никаких ожиданий, я не мыслил о победе или проигрыше вовсе, мы просто отправляли заявки. Но пока из всех заявок, что мы отправили, не прошли только одну. Остальные либо выигрывали, либо попадали в число финалистов, либо брали приз зрительских симпатий. Мало кто может этим похвастаться среди русских режиссёров. Это приятно, но понять, как это произошло, не могу. Мы старались и всё получилось.

Иван Князев: Наше видео сильно отличается от среднестатистического в плане подхода и общего ощущения. Оно выглядит очень странно, на мой взгляд, в хорошем смысле слова. Оно не похоже на классическое русское кино выпускника Московской школы кино. Оно по-другому работает, по-другому устроено.

Мы подаём фильм в категорию экспериментального кино, что немаловажно. Во многом это помогает: фильм странный и ощущения от него странные.

Иван Князев: Мне кажется, да. Для него это важный параметр. Свой первый фильм я подавал 23 февраля. Но почему он выиграл много призов? Его тема очень личная и она близка многим людям. Эта тема никак не может оказаться в тени другой актуальной сегодня темы.

Хотя на части фестивалей твою работу могут слить только потому, что ты русский. Это правда. Есть фестивали, которые открыто в своем описании пишут, что русские заявки не принимаются. Я с этим сталкивался много раз.

Иван Князев: Фестивальная заявка оплачивается в долларах. Российской картой заплатить не получится. Раньше было возможно снять сериал или коммерческий фильм и предложить его платформе Netflix. Теперь режиссёр из России вынужден снимать свой фильм в Казахстане, Узбекистане или в Армении и предлагать его Netflix уже от казахского, узбекского или армянского продакшена. Все процессы изменились так, что ты на некой странной территории — вроде она большая и интересная, где живут люди думающие, чувствующие и глубокие. Но с этими людьми дело иметь нельзя. Потому что они сейчас с «чёрными метками».

Купить оборудование сейчас в России очень сложно и намного дороже, чем раньше. Сейчас много специалистов из индустрии уехали из России и не готовы возвращаться, поэтому всё большее количество проектов снимается за пределами страны.

Иван Князев: Главный тренд — на живую и честную картинку. Если ты способен снять кадр, который напоминает момент из жизни, не синтетический, не вымученный, ты будешь востребованным коммерческим фотографом.

Иван Князев: Да, да. Глядя на твои фотографии, должно возникнуть ощущение, что ты фиксируешь просто какие-то моменты из жизни: идеальные, запоминающиеся и совершенные со всех точек зрения. При этом, естественно, ты их выстраиваешь от начала и до конца.

Иван Князев: В современной фотографии сейчас очень круто снимают азиаты: Южная Корея, Япония, Китай. Европа стала гораздо слабее снимать за последние 15 лет. Америка мне своим рекламным подходом особо и не была близка. Очень сильный латиноамериканский рынок. Ещё ЮАР. Но Кейптаун — это город, который весь заточен под съёмку рекламы. Очень много мировой рекламы снимается именно там.

Иван Князев: Потому что они не способны сегодня смело высказываться, потому что могут получить внутренний cancel* от других участников процесса. При этом и сказать им особо нечего. Ведь если мы говорим о каких-то безопасных высказываниях, то они все уже использованы. Получается процесс, похожий на Россию: никто ничего не может говорить. Я давно ничего не видел интересного из европейской фотографической рекламы.

Иван Князев: Я не вижу, чтобы европейские бренды в своей рекламе делали что-то запоминающееся или использовали яркие высказывания. Провокационной рекламы сейчас очень мало. Цепляющей тоже мало. А идейной в принципе всегда было не очень много. Людей, которые что-то придумывают хорошо, в мире очень мало.

Глобально все несколько подустали от цикла потребления, нужна какая-то перезагрузка. Люди очень долго «варятся» в этом состоянии. Да, было очень много хорошего сделано и сказано. В этом отношении условный автор из Латинской Америки будет восприниматься ярче и прикольнее, потому что просто никто с этой культурой в Европе не знаком. Он воспринимается как дикарь, которого привозят на всеобщее обозрение и дают ему возможность рассказать о том, что он думает на те или иные темы.

По этой же причине до 24 февраля была мода на русских авторов. Была и остаётся мода на украинских авторов. Потому что они на ряд вещей смотрят не так, как принято. Это исключительно вопрос разнообразия.

Иван Князев: Безусловно, есть звёзды, которые сегодня могут себя неплохо чувствовать. Есть ряд русских авторов, которые живут в Америке.

Если разбирать по культурному принципу, то люди из России довольно глубоко смотрят в суть вещей. За это они платят определённую цену. Их внутреннее устройство даёт некую особенность всему тому, что они делают. В Европе такие люди тоже есть, но их не так много.

Иван Князев: До Первой мировой войны модной фотографии как таковой не существовало. Мы могли наблюдать некоторые частные случаи, но это было не повсеместным явлением. О расцвете можем говорить после Второй мировой войны, когда люди начали экспериментировать. Война закончилась, прошёл страшный период в жизни. Люди начали заниматься вещами, свойственными для периода капиталистического развития. И этот период длился с 1945 года по минимум 2019 год. И очень многое за это время было сделано.

Классической фэшн-фотографии свойственна синтетичность. Она ненастоящая! С появлением соцсетей люди устали от этого. Всякая девочка 20 лет пытается выстроить образ, который ей совершенно несвойственен. И это окружает нас повсеместно. Мы не можем от этого защищаться. Мы не хотим видеть столько вранья, а хотим верить в честные картинки, которые вызывают у нас какие-то чувства. Мы не хотим просто смотреть на малышек в классных нарядах на красивом фоне. У людей случился передоз вранья и фабрики тщеславия. Логичной реакцией на это стало требование, чтобы авторы стали с нами более честными. Но если вдруг мы окажемся в ситуации, когда таких честных картинок будет много, их критическая масса станет высокой, то мы сразу же перейдём в следующий период.

Иван Князев: Да. С документальной фотографией это намного сложнее, чем с постановочной. Мало авторов, которые могут в такой стилистике снимать на высоком уровне. В России нет таких фотографов международного класса. Для русских людей это сложный жанр. Они не понимают, что так надо снимать рекламу. Они снимают либо очень постановочно, либо очень документально. Поймать что-то среднее между первым и вторым получается у единиц.