Ficus Magnolia и Страдивари, гуляющий по лесуБорис Андрианов — о том, что стоит за классической музыкой

За последнюю неделю я побывал в Китае и в Италии, а вообще у меня должен был быть поход на Алтай, но внезапно наметились две рабочие поездки.

Да, а еще бегать, потому что моя жизнь связана с постоянными переездами и перелетами, работой в сидячем положении, и хочется активности, чтобы чувствовать себя лучше. У меня в год получается 30-50 поездок, я даже не считаю их. Куча трансферов, гостиницы, города, и я всегда пытаюсь найти что-нибудь интересное в округе или побегать по городу, успеть ухватить какую-то природу. Либо приехать с запасом дней и пойти знакомиться с новым местом. А в серьезном пешем походе я был пока всего один раз, в горах Таджикистана. Вот думал на Алтай, но пришлось отложить.

Стандартная репетиция солиста с оркестром проходит за два дня. Если это что-то не суперсложное, то, в общем-то, одна репетиция — накануне, и генеральная — в день концерта. И неважно, знакомый оркестр или незнакомый. Тут более важна подготовленность оркестра и самого артиста — чтобы все прекрасно знали материал и только подбивали нюансы, связанные с интерпретацией исполнения. Если это новое произведение, не совсем классическое, то можно еще одну репетицию сделать. В любом случае оркестр еще сам репетирует, без солиста. Как и в ситуации с вашим Калининградским симфоническим оркестром — я им выслал ноты за два месяца, этого времени как раз достаточно, чтобы выучить их. И на репетициях мы уже будем притираться друг к другу, пробовать разную динамику исполнения и так далее.

Вместе с моей выпускницей, уроженкой Калининграда, прекрасной виолончелисткой Аней Кошкиной мы будем играть концерт для двух виолончелей со струнным оркестром. Его написал современный итальянский композитор-виолончелист Джованни Соллима. Это совершенно потрясающее произведение под названием «Когда мы были деревьями».

Собственно, это произведение, о котором я только что рассказывал, само по себе очень необычно. Там много всяких приемов, благодаря которым оно звучит новаторски, талантливо и не похоже ни на что. И, в общем-то, оно — та самая возможность для людей, которые хотят понять классику через более современные формы, приобщиться к ней через экспериментальность. Но бывает такое, что людям подсовывают Ванессу Мэй или Вивальди в электронной обработке. Это к классике не имеет никакого отношения: люди добавляют к прекрасной музыке барабаны, чтобы она звучала танцевально, и это даже не эксперимент, — это самое бездарное, что можно придумать. А кто-то слушает и судит: «Вот это я понимаю, классика». Гениальные классические произведения ни в коем случае нельзя трогать и опошлять. А писать что-то новое, не похожее ни на что, и совмещать это с иными жанрами — другое дело.

Самое простое, например, — миксовать музыку с разными формами творчества: музыка и видеоинсталляция, музыка и литература. Это не совсем новаторство, но пересечение нескольких видов искусства на сцене. Если говорить о новаторстве именно в звучании, это привлечение электроники, новые приемы, сама музыка, бесконечная, никогда себя не исчерпывающая, — в новом звучании, которого смог добиться талантливый композитор. Достойный пример — внук композитора Прокофьева, Габриэль. Он написал концерт для диджейских вертушек с симфоническим оркестром. Знаете, когда на диджейском пульте делают такие звуки: «вж-вж»? Вот, один человек скретчит, у него есть простор для импровизации и творческой свободы, и это все вместе с симфоническим оркестром, у которого прописана какая-то партитура. Академическая музыка шагнула в интересную сторону, идет в ногу со временем. Это очень занятно.

Да нет, язык музыки-то везде одинаков. Когда ты стоишь перед концертом на сцене с человеком, которого до этого никогда не видел, знакомишься, а потом вы начинаете репетировать, за час рождаете произведение, то это невероятно сближает вас. А в плане особенностей публики я сторонник мнения, что люди везде одинаковы: если они пришли на концерт, то готовы к восприятию того, что ты делаешь, и это везде, в любой стране.

Ну это и правда так бывает, но зависит чисто от человека и встречается в любой стране. А чтобы были какие-нибудь общие черты поведенческие в определенной стране, — такого нет. Вообще, когда ты играешь камерную музыку, готов к тому, что начнется череда компромиссов. Один говорит: «Я слышу это место так». Другой: «Да нет, я это играл сто раз!» И вот с такими людьми очень сложно. Приходится играть и так, и сяк, и потом выбирать, какой вариант больше понравился. Так что игра в камерном ансамбле — это умение идти на компромиссы, умение слушать партнера и убедительно высказать свою точку зрения, так же убедительно сыграть, а еще поступиться своими взглядами ради музыки, ради общей цели. Но некоторые музыканты не слышат как на этапе договоренности, так и в процессе игры, и это все сказывается на результате. С такими я стараюсь не играть.

Очень.

Чувство неудовлетворения. Никогда не нужно останавливаться, все время необходимо заниматься: и в техническом, и в творческом плане. Изучение нового репертуара, поддержание себя в хорошей форме. Не быть пустым по жизни, чтобы тебе всегда было о чем рассказать. Вся твоя жизнь выкладывается на сцене. Ты как бы выходишь к слушателям и рассказываешь, чем занимался с предыдущего концерта. Все сидят, а ты исповедуешься. Если в твоей жизни много интересного, тебе есть что рассказать. И наоборот.

Я-то музыку не пишу сам. Исполнительское искусство заключается еще в том, что музыканты рассказывают не только историю композитора, но еще и свою. То есть, пропускают через себя творческий замысел композитора и выдают свое звучание, не похожее ни на что другое. То, как я сыграю, не сыграет никто другой — это всегда чисто индивидуально.

Считаю, что для хорошего результата каждый должен заниматься своим делом. Я пробовал перекладывать разные вещи, например, музыку Геннадия Гладкова из мультфильма «Бременские музыканты» для квартета. Мне, может, и несложно сделать что-то такое, но чтобы это было прямо хорошо, виртуозно — на это пока нет творческих сил.

Да никакая, абсолютно. Победа на каком-то конкурсе важна с точки зрения признания, стремление к ней мотивирует расти профессионально, чтобы играть лучше, — это да. Но вот вы меня сейчас застали в гостях у мамы, у нее на полках стоят все мои награды. И самое важное в этом для меня, что она смотрит на них и гордится. К ней приходят гости, и она показывает — вот, смотрите: заслуженный артист, медали конкурсов... Самая большая награда для меня — что она счастлива, когда на них смотрит.

Тут прямая зависимость от развитости стран. Те, которые ведут экономически, имеют лучшие залы и деньги, чтобы приглашать музыкантов любого уровня. Следовательно, люди там классику больше слушают. Это страны Западной Европы, США, Китай, Япония, Южная Корея. У нас, к сожалению, в этом плане по-прежнему провинция, поэтому в большинство мест из-за условий не может добраться ни один музыкант, входящий в мировую элиту. В этом плане немного обидно, но каждый что-то старается делать сам. У меня вот есть фестиваль «Музыкальная экспедиция», куда я беру своих великолепных и признанных друзей-музыкантов, которые ездят со мной в глубинку страны и там выступают.